Форум » Наше творчество » Благодарю вас всех » Ответить
Благодарю вас всех
abc_file: Как и обещала: показываю свой рассказ. Когда будете оценивать, пишите честно. "Благодарю вас всех" - это название рассказа.
Ответов - 17
abc_file: Окна были зашторены. Магнитофон включён на всю громкость. Мм… Музыка… Множество басов, за которыми не было слышно никаких других звуков. Они затуманивают сознание, погружаясь в человеческую голову всё глубже и глубже, заставляют человека запутываться в собственном лабиринте мыслей. Женщина с чёрными, как ночное небо, волосами, белой и прозрачной, как родниковая вода, кожей сидела за столом и писала письмо. Перьевая ручка уже давно превратилась в продолжение её длинных тонких пальцев с длинными острыми ногтями. Она писала, диктуя себе вслух каждое слово. Её голос сливался с общей музыкой квартиры, и скоро его уже невозможно было отличить от общего дыма звуков. «Мне сорок лет. До сих пор я жила одна в однокомнатной квартире в другой части города. Меня зовут Евгения. Я люблю это имя, но в то же время и ненавижу его. Вот пока всё, что каждый из вас должен обо мне знать». Эти строчки не были частью письма и отделялись от всего текста тремя звёздочками. «Ещё скажу, что я покрасила волосы в чёрный цвет. Так давно хотела это сделать, но всё не решалась. Думала, что будет в глаза сильно бросаться. Смотрю сейчас на себя в зеркало и понимаю, что ошибалась. Очень красивые чёрные волосы. На самом деле я вообще очень красива, но почему-то за всю мою жизнь этого никто не замечал» Красива? Зеркала слышали эти слова и улыбались, они видели её каждый день и не могли с ней согласиться. Её лицо… Как бы его правильнее описать, так, чтобы у каждого перед глазами появился её настоящий портрет. А всё же если задуматься, то нельзя судить о красоте, как о чём-то общем, потому что она индивидуальна, и то, что одному кажется несравненным, другому покажется уродством. Вот, например, чёрные волосы, белая прозрачная кожа, большие чёрные глаза, длинный, но не прямой нос и тонкие бледные губы. Не всем понравится такой человек, так я могу сказать, что Женя была красивой, потому что мне такие люди нравятся. А вот если бы я не давала описания её внешности, а просто бы написала, что она была неотразима, то для каждого человека она бы выглядела по-своему. «Сегодня я переехала на новую квартиру. Двухкомнатную. Я купила её на последние деньги, и сейчас у меня пусто в кошельке, но деньги мне больше не нужны». Женя заулыбалась. Почему ей больше не нужны деньги? Может быть, здесь можно поставить точку и запечатать письмо? А смысл? Нет, тогда просто не понятно к чему всё это написано было, так что надо продолжать. А как бы так красиво и интересно продолжить, чтобы до последних строк читающий не подозревал, о чём идёт речь. Когда Жене было лет двадцать, или даже меньше, она писала рассказы. Тогда она никогда не задумывалась: как продолжить? Возможно, в то время мысли уже были сложены стопочкой в голове, и её просто оставалось разбросать по страницам рассказа. Она не задумывалась даже о том, что она будет писать. Слова сами собой появлялись в сознании, а сюжеты она брала из своей собственной жизни. Это смешно! Двадцатилетняя девочка берёт сюжеты для рассказов из своей жизни. У неё и жизни-то ещё не было. Но это ошибка. За эти двадцать лет она могла понять то, что не понял шестидесятилетний старик за всю свою жизнь. Возраст не может быть критерием человеческого восприятия окружающего мира. Возраст – это только формальность, над которой не стоит задумываться. У Жени есть младшая сестра, всего три года разницы, но они были совершенно разными людьми. Хотя сёстры вообще редко бывают уж очень друг на друга похожи, но в данном случае общего не было ничего. Почему? А почему вообще так бывает? Разное окружение, разные характеры… Это вопросы к другим людям, но никак не к страницам этого рассказа, потому что эта тема не имеет никакого отношения к тому, что было и будет сказано. Главное то, что каждая из них знала, что после смерти родителей, ближе сестры, у неё никого не будет. Как сложится жизнь каждой – неважно, но если случиться что-то в семье собственной, кроме сестры обратиться не к кому. А вот вы спросите, а как же друзья? Друзья… друзья… Настоящие друзья встречаются редко, и счастлив тот человек, у которого они есть. Но дело в том, что и сестра, настоящая и понимающая, тоже друг. Но к чему это было сказано, к чему потрачен целый абзац? Только для того, чтобы каждому было легче понять то, что будет написано дальше. Женя писала свои рассказы, вкладывая в них все свои эмоции и чувства, о которых не могла говорить людям в глаза. Лишь через буквы и страницы она могла выразить то, что жило внутри неё. Сестра так и не прочла ни одного её рассказа, но обижалась каждый раз, когда Женя заканчивала новый и не предлагала ей его прочесть. Что это? Есть какая-то магия в этих словах: «Вот хочешь прочесть…». А потом ответ: «Да, но по позже…». И каждый раз этот диалог из двух предложений без нового продолжения. Женя могла бы и не говорить сестре о своих рассказах, но она знала, что та будет дуться и обижаться, а потому говорила, и получала тот же ответ. Какое множество незаметных и в некоторых случаях совсем бессмысленных мелочей мы делаем, но почему-то людям очень важны эти мелочи. Каждый из нас, стараясь играть твёрдое безразличное к человеческим слабостям, существо, обижается на мелочи, которые не заметны почти никому, кроме него. Не позвонил никто – забыли, на письмо ответили через полгода – забыли, ответили односложно – забыли… Забыли, забыли, забыли… я могу повторять это слово сколь угодно раз, но и это не будет равно и тысячной доли той обиды, которая живёт в каждом человеке. «Как в каждом? Вот я никогда не обижаюсь!» – это может сказать кто-то, но он будет не прав. Пусть даже незаметно для себя, но мы обижаемся, и в большинстве случаев, боимся себе в этом признаться. Мы кричим, наш внутренний голос внушает нам только одно: «Ты не обижаешься, ты ведь хороший правильный человек». Нет, господа! Нет среди нас человека, который ни разу в жизни не обижался. И пусть причиной обиды будет какая-то до безумия глупая мелочь, мы раздуваем её до размеров вселенной. Поэтому Женя всегда говорила: «Вот хочешь прочесть новый рассказ». А ответ получала: «Да, но по позже…». «Итак, сегодня тридцатое декабря. Все озабочены предстоящим праздником. Мне звонили друзья, приглашали на праздник. Я сказала, что приду. Соврала. А если бы я сказала, что не могу, то тогда они пришли бы сюда и прочли это письмо. Этого не должно случиться, потому что тогда вся моя задумка рухнет. Я всё заранее продумала и знаю, что точно нигде не ошиблась. Теперь скажу, что же заставило меня исчезнуть на сегодняшний день для друзей и купить эту квартиру. Для этого я должна вернуться в прошлое на двадцать три года назад, когда мне было семнадцать. Вот она эта грустная новогодняя история. В тот день было тоже тридцатое декабря. Я тогда только помирилась со своей лучшей подругой. Её звали Таня. Она была одной из моих троих друзей. А со мной нас было четверо. Мы тогда собирались, чтобы обсудить, как будем праздновать Новый год. Я очень любила этот праздник. Верила, что он приносит счастье, и каждый год ждала какого-то чуда. Теперь я ненавижу этот день». У неё потекли слёзы, и тушь капнула прямо на лист, потом снова и снова. Почему-то она не двигалась, а так и плакала над бумагой, пачкая её всё сильней и сильней. Тушь впитывалась, образуя разводы – слой за слоем, но чернила всё же было видно. Качественные… А вот тушь нет. Женя уже перестала плакать, но и не писала тоже. Она смотрела на чёрные прозрачные пятна на бумаге. Чёрное на чёрном. Абсурд и гармония. Это был её любимый цвет. Самый точный чёткий и настоящий. Он никогда не сдавался, не позволял покрыть себя. Мог отражать и поглощать. Именно чёрный цвет, а не белый, жёлтый или зелёный, напоминал Жене жизнь. Темнота, а не ослепительный свет, говорила ей что, здесь кто-то есть. Кто-то дышит, движется, бьётся чьё-то сердце. Эта мышца, о которой построено столько легенд. Люди верят, что сердце может любить и ненавидеть, верить и прощать. Глупцы, это же мышца, просто кусок мяса, если вы не можете понять это добрыми тактичными словами. Нет его, этого душевного сердца, и не было никогда, просто кто-то придумал, а все поверили. Хотя, не спорю, легенда красива, и если уж кто-то в неё уверовал так, что вера слилась с этим человеком в единое целое, то пусть он лучше будет верить в неё так же сильно, как и раньше, и забудет о моих словах. «Мы разошлись около четырёх часов вечера. Мне нужно было срочно домой, и я пошла короткой дорогой. Одна. Если бы я этого не сделала бы тогда, то, возможно, не писала бы сейчас этого письма. Таня пошла домой с Сашей и Катей, но это было её большой ошибкой. Саша уже неделю ходил, как будто похоронил всех своих родственников, и мы думали, что всё это из-за нас. Таня говорила, что ей очень трудно быть с ним рядом, потому что она всегда улыбается, смеётся, но когда видит перед собой его грустное лицо, ей становиться страшно. Ей кажется, что это она из-за своей весёлости виновата во всех его бедах. А он так нам и не говорил, что с ним случилось. Только через неделю мы узнали, в чём дело, тогда я возненавидела его, но сейчас это – не главное. В тот день Саша даже не попрощался с девочками. Он просто побежал к себе домой, а Таня увидела в этом свою огромную вину. Она чувствовала, что не должна улыбаться, не должна смеяться, но не могла этого сделать. Таня пришла домой и позвонила мне. Она плакала. Она говорила, что виновата во всём. У неё всё так здорово, она помирилась со мной, радуется жизни каждую секунду, а у Саши какие-то очень большие проблемы, и она ему ещё больше портит жизнь. Я ей обещала, что сейчас приду к ней. Приду ровно через двадцать минут. Я начала собираться и вскоре уже стояла рядом с дверью, но тут зазвонил телефон. Это была тётя. Она говорила, что завтра к нам приедет. Она как всегда спросила: «Как у вас дела? Всё ли хорошо?» О, нет! Опять эти тупые никому не нужные слова. Если мы не позвонили, значит, всё хорошо. Ну, зачем задавать эти стандартные вопросы, тем более таким стандартным тоном, который уже подразумевает, какой будет ответ. Это просто тупая трата времени. Я никогда не обижусь, если мне не зададут эти вопросы, да я и сама их никогда не задаю – я знаю ответ. А если человеку плохо, то я пойму это по интонациям в его голосе. Не врут только глаза и голос. Я всегда увижу грусть в глазах, если даже человек будет давиться от смеха, я всегда услышу упрёк, даже если человек будет стараться его скрыть. И тётя тянула время. Она всё говорила и говорила, пока я… не бросила трубку. Почему я не сделала этого раньше. Она отняла у меня десять минут. Я выбежала на улицу и прилетела к Тане через обещанные двадцать минут. В квартире никого не было. Только не следующий день я узнала, что она бросилась под поезд…» *** Электричка из Москвы в Петербург. -Ну, пока, Кать! Может, завтра встретимся. – Таня махнула рукой и поспешила домой. Странный какой день был сегодня. Она только что помирилась со своей лучшей подругой Женей, наладила отношения с самой собой, но не может понять сегодняшнего дня. Как будто бы за всё счастливое, что есть в жизни, нужно платить. Вот она, Таня, смеётся, улыбается, а её лучший друг Саша грустит, словно похоронил всех, кто ему дорог. Он не разговаривает ни с кем, молчит, не реагирует ни на шутки, ни на что-либо другое и ходит с таким лицом, будто все виноваты в его бедах. «Саша, что с тобой происходит», – думала Танечка. И чем больше она об этом думала, тем хуже ей самой становилось. Своими мыслями она, в конце концов, довела себя до истерики. Тупость! Глупая девчонка! Зачем и кому нужны эти твои: «Я виновата, это всё из-за меня, я отравляю людям жизнь…». Да не обращает на тебя вообще никто своего внимания, и эти твои мысли появляются в твоей голове только потому, что тебе хочется чувствовать, что ты можешь сыграть важную роль в чьей-то жизни. Забудь! Ты никому не важна, как и твои слова, как, впрочем, и все остальные люди для тебя. Ведь нет человека, который бы мог изменить твою жизнь до неузнаваемости. «Нет, есть! Мои друзья!». Друзья? Эти кусочки общества, такие же невзрачные посредственности, как ты. Все вы просто существуете, неизвестно для чего и для кого. Таня не понимала, что происходит в её голове, но с каждой секундой чувствовала всё более и более сильную боль. Заныли зубы. С чего бы? но ей становилось всё хуже и хуже. Что это? Отчего вообще такое бывает? Ведь Таня знала, что все где-то рядом, стоит только позвонить. Родители на работе, друзья дома, сестра в школе. Стоит только набрать нужный номер – и вот они люди, прямо перед тобой, но что-то говорило ей, что никто не придёт, сколько бы она не звонила. Но Таня всё же взяла трубку. Она позвонила своей лучшей подруге и просто откровенно разрыдалась в трубку. Она позвонила Жене. А кому ещё? Хоть два дня назад они и были в ссоре, это ещё не давало никому повода, считать их просто знакомыми. Женя или, как её чаще называли, Женечка всегда понимала Таню, но никогда её не жалела. Хотя как не жалела? Ведь когда человек рассказывает кому-то о своих проблемах, обычно ему начинают рассказывать что-то похожее из своей жизни или начинают успокаивать, причём, одними и теми же словами: «Не грусти, всё пройдёт…». Но почему, почему только единицы понимают, что лучше просто помолчать, просто дать выговорить, послушать слова этого человека. Дать свободу его голосу, который тогда заполнит всю комнату. Он будет везде, и сознание того, что он здесь один, что никто не может его выгнать, позволит голосу стать увереннее. Человек начнёт себя понимать, услышит свою решительность, и тогда у него уже просто не будет причин, чтобы продолжать говорить. А если каждый начнёт его успокаивать, то голос окажется забитым в углу, зажатым со всех сторон. Он будет задыхаться, пытаться выбраться, но просто не сможет и тогда свернётся калачиком и станет ждать одиночества. Женя не успокаивала Таню и сейчас, она просто существовала, просто слушала и чувствовала. А так и должно быть, именно таким и должен быть настоящий друг. Все эти тупые лишние слова утешения на самом деле никому не нужны, но почему-то все их говорят. Это как некий стандарт, заготовка к общению, и чем человек обычнее, тем чаще он ею пользуется. Лишь некоторые, особенные, люди выходят за рамки стандарта. Это похоже на стандартный вопрос: «Как дела?». Это тупо – задавать его при каждой встрече, ведь если человек, не сказал, что плохо, значит хорошо, а если не сказал, что хорошо, значит плохо. Это сам человек должен выбирать – стоит ему говорить, что он чувствует или нет. Когда Таня на секунду замолчала, Женя просто пообещала, что придёт ровно через двадцать минут. Женя никогда за свою пока небольшую жизнь не опаздывала. Таня очень удивлялась, как это у неё удавалась, потому что сама опаздывала всегда, так что сейчас она поверила, что подруга придёт во время. Таня просто положила телефонную трубку на место и, поставив перед собой часы, принялась на них смотреть. До сих пор она пока не раздевалась. А смысл? Нет, не было смысла. Хотя вполне возможно, что если бы она это сделала, то осталась бы жить в этом мире. Оторвав на секунду взгляд от часов, Таня увидела записку на столе, оставленную её родителями. «Макароны в кастрюле, курица в духовке», – гласила она. «Не дождались меня», – подумала Таня, – «так значит, что им я тоже не нужна, так же, как и всем остальным…». У Тани снова началась истерика, и девочка не могла успокоиться. Вот она эта мелочь! Просто не подождали. Ведь могут у людей быть проблемы, наверное, родителям очень надо было спешить, поэтому они не подождали Таню. Хотя обычно они обедали вместе. И всё же это ещё не значило, что Таня была им не нужна, нет, это вообще ничего не значило. Таня взглянула на часы. Осталось пять минут. Каких-то пять минут, которые так круто решают человеческие жизни. Часы смотрели на Таню, тикая так, будто посмеивались над ней. Они не понимали эту девочку, а она совсем не понимала жизни. Всё то, из-за чего она лежала на постели и рыдала, было мелочным, глупым и никому не нужным. Ужасно, что человеку свойственно играть своей жизнью, что это обычно для него – убить себя. Хотя существует вера, которая либо запрещает человеку это делать, либо заставляет. Ах, вера – прекрасная и ужасная вещь, но однозначно сильная, неподвластная человеческому сознанию. Она материальна, но её невозможно ощутить, её можно только почувствовать. Вера подчиняет человека себе полностью, забирая его без остатка. А он, отдаваясь ей, влюбляется в её существо. Нельзя верить во что-то и не любить это, иначе выйдет бессмыслица. Вера не позволяет человеку забывать о себе, иначе она просто убьёт его. Если уж кто-то отдаётся ей – то это навсегда, и пути назад уже никогда не будет. Можно даже не пытаться спрятаться от веры, потому что она проникает в человека повсюду. Она может найти его через осенние листья и задушить отрёкшегося кашлем, выследить его через зимние снега и засыпать. Ей подвластны все тени, которые будут человека преследовать, все звуки, которые он будет слышать. Проникая в человека, она управляет его чувствами, контролирует его, не разрешая ему знать то, что он не должен, а он всецело подчиняется ей, приносит ей свои мысли, свой разум на ладонях; стоя на коленях, высыпает их ей в кружку, а она, заливая их его чувствами, вливает всё содержимое кружки в себя, а потом отдаёт человек лишь то, что считает достойным его. Это всё вера, которая спасает и губит людей. И всё же лучше жить, подчиняясь ей, чем жить, как многие на свете из тех, что не понимают жизни. Уж если ты ничего не смыслишь в своём существовании, то лучше подчинись вере, иначе ты совершишь множество глупостей, от которых она могла бы тебя уберечь. Таня подняла голову. Двадцать минут прошли, а Жени не было. «Так значит, что мы так и не помирились, значит, что у меня всё-таки нет друга, я одна…». Таня выбежала на улицу и поспешила к железнодорожному вокзалу. Она шла, разбивая каждым своим шагом тоненький слой снега на дороге. Было скользко. Тот слой снега вовсе не защищал людей ото льда, он только прятал его от них; он готовил для них ловушку, в которую попадал почти каждый человек. Танечка скользила по льду, рефлекторно поднимая в воздух руки. Слёзы на её лице застывали, делая ей больно, но она не обращала внимания на эту боль. Она повторяла про себя слова: «Вот если хоть кто-нибудь из них из всех сейчас позовёт меня – я остановлюсь и вернусь к прошлой жизни». Она хотела, чтобы на дороге появилась Женя, но той не было, она как будто забыла о Танечке. Пошёл снег. Довольно крупный, но скучный. Солнца не было. Поскользнувшись на льду, Таня кого-то сбила. «Простите», – прошептала она, но человек выругался. Таня помогла ему встать, он оттолкнул её. «Я чужая в этом чужом мире», – подумала Таня. – Избалованная девчонка, носишься здесь, сбиваешь людей. Простите, простите, да кому твоё «простите» нужно. Наверное, спешишь куда-то, а у людей проблемы по сложнее твоих будут. Мне вот жрать нечего, а у тебя вон какое лицо сытое. Да что говорить с тобой, ты ещё в жизни-то ничего не смыслишь, сумасшедшая, носится тут… Таня отходила от человека всё дальше и дальше, но до сих пор слышала его слова. «Ты ничего не смыслишь в жизни», – звучало в её голове. Она бежала, скользила и чувствовала себя букашкой, мелочью, которую легко не заметить и потерять. Она снова слишком задумалась, и не услышав сирены, чуть не попала под машину. На неё снова накричали. Она подбежала к ближайшему дому и, опёршись на него, заплакала. – Что с тобой? – к ней подошёл мальчик лет пяти. – Ничего, ничего, не обращай внимания, – прошептала ему Таня и попыталась улыбнуться. Мальчик отошёл от неё и снова занялся своим делом. Он подошёл к дереву, взял горсть рассыпчатого снега, лежавшего возле него, и засыпал им лёд на дороге возле своего дома. Потом он снова подошёл к дереву и взял другую горсть снега, а ветер в это время раскидал прошлый снег, которым мальчик засыпал лёд. Таня улыбнулась. Мальчик снова насыпал снег туда, где его только что смёл ветер, и опять пошёл к дереву. Он как будто играл с ветром, как будто хотел понять, кто быстрее живёт: он, ходя за снегом, или ветер, разбрасывая снег. – Ведь ты так и будешь ходить, – улыбнулась Таня. – А вдруг успею, – ответил мальчик. Через минуту электричка из Москвы в Петербург забрала у Тани жизнь. *** «После того дня я стала ненавидеть себя. Ведь, по сути, я была виновата в смерти человека. Убийца. Убийца. Это слово я говорила себе каждый день. Я ненавидела Сашу, ненавидела всех. Я совсем не хотела жить. Только любовь к родителям остановила меня тогда. Это ужасно чувствовать себя убийцей. Возможно, поэтому я купила эту квартиру. Соседи говорили, что год назад здесь повесилась женщина…» Феминистка. Кто-то позвонил в дверь. Лера открыла её и удивлённо вскрикнула. – Паша! Ты… не, я тебя… – Да просто решил заехать, а то так давно не виделись. – Ну да, целых три года… это здорово, что ты приехал; я тут одна. – До сих пор! Так ты, я смотрю, замуж и не собираешься! – А разве я когда-то говорила, что выйду замуж? Нет. Мне не нужно этого, я и так прекрасно со всем справляюсь. – Что ж, я тебя всё равно никогда не пойму. – Да, не делай этого, потому что я сама себя очень плохо понимаю. – Я вообще-то приехал к тебе, потому что в этом городе знакомых у меня нет, и переночевать негде. – Ах, ну, пожалуйста, оставайся. Паша заехал к Лере на три коротких дня. Если уж быть совсем точной, то на три ночи, потому что днём он где-то пропадал и возвращался только под вечер. Лера была очень рада, что хоть кто-то достаточно близкий к ней зашёл, потому что уже года два она не видела никого из тех, кого знала в детстве. У неё были знакомые, люди, к которым можно просто взять и зайти, но друзей уже давно не было. Хотя она часто улыбалась, смеялась и говорила всем, что прекрасно живёт, жизнь её не сложилась. Многие женщины живут, играя сильных всегда уверенных в себе дамочек, а сами тем временем рыдают наедине с подушкой. Возможно, так легче жить, потому что ни у кого нет сомнения в тебе, все знают, что ты сможешь, сделаешь, не сдашься. Но чего же это стоит тебе самой? Каждый день приходится настраиваться, смотреть на себя в зеркало и говорить: «Ты сможешь» – хотя в глубине души совсем в это не веришь. И это называется «легко жить»? Нет! вовсе не легко. Это же страшно, если однажды кто-то узнает, что ты на самом деле за человек, если поймёт, что всё, что ты говоришь и делаешь – это не ты. А ведь в то же время это значит, что те, кто выбрал себе такую жизнь – очень смелые люди. Им приходиться пересиливать себя, чтобы играть свою роль, обдумывать свои поступки, чтобы случайно себя не выдать. Это трудно и страшно одновременно. Это отнимает у человека очень много сил и энергии. Но… всё же это абсурд. Быть смелым и не быть им одновременно. Это трудно понять, но так есть. Вот оно очередное жизненное противоречие. О! сколько же их, этих противоречий. Жизнь просто стоит на них, на них держится. Стоит найти что-то правильное симметричное и понятное, как все сойдут с ума. Все будут смотреть направо, налево, вверх, вниз, вперёд, назад, но видеть будут одно и то же. Паника. Вокруг зеркала, которые обнажают людей перед самими собой, открывают им всю подноготную их жизни. Это безумно страшно – видеть повсюду одно и тоже. Тогда нет смысла жить – завтра будет всё то же, что было позавчера и наоборот. Противоречия нужны. Они повсюду. Даже в том, что написано на этих страницах нет чего-то определённого, все слова противоречат друг другу, стоит только присмотреться и станет ясно, что здесь даже связи какой-либо нет. Каждое предложение живёт своей жизнью, отгораживаясь от других стеной слов. А люди, как предложения отгораживаются друг от друга, стараясь быть себе на уме. Пытаются найти в себе то, чего нет в окружающих, хотят выделить свою тень среди миллионов таких же. И Лера придумала себе «феминизм», от которого сама же и страдала. Не было у неё человека, которому можно рассказать о своих бедах. Она вообще редко кому-то доверяла. И таким образом она придумала себе свою жизнь феминистки, уверяя всех и каждого в этом. Ей делали пару предложений, но она их отвергала, потому что не могла идти против своих принципов. А ведь всё же очень давно она мечтала эти принципы убить. Если углубиться в её прошлое, то можно сказать, что она любила только одного человека. Это был Паша. Друг детства, поэтому кое-что она ему всё же доверяла. Примерно до тридцати лет она была его лучшим другом, и в минуты отчаяния он всегда приходил к ней. Лера привыкла к такой специфической своей роли в его жизни, поэтому он так и не узнал никогда, что когда-то был её любимым человеком. Она всегда помогала ему, и он знал, что в любой момент может на неё положиться. Но вот лет пять назад Паша уехал жить в другой город, и его связь с Лерой стала слабеть, а два года назад совсем порвалась. Что ж, Лера продолжала жить, как жила, и когда сейчас Паша приехал к ней на три дня, он заметил, что она совсем не изменилась. Она строила свою жизнь по тем же самым принципам, что и раньше. Её отношение к Паше не изменилось, а вот его к ней… Возможно, он почувствовал что-то, похожее на утрату, когда уехал в другой город. А сейчас рядом с Лерой он нашёл свою потерянную надежду и опору. Он говорил с ней, видел её прежнюю твёрдость и печалился. Она так же редко улыбалась. Он надеялся, что, возможно, может быть, он просто сразу не заметил каких-нибудь изменений в ней, в её жизни. Паша всегда относился к ней по-особенному, потому что она была для него частичкой его самого. Он доверял ей, верил ей и понял только сейчас, что любил её. Но как сказать об этом человеку, который всю свою жизнь отвергает любое проявление чувств. Паша просто не понимал, почему Лера выбрала для себя именно такой путь. Он иногда задавал ей этот вопрос, но это было давно – Ну, почему ты такая, какой была раньше? – Я не могу измениться, потому что не меняется моя жизнь. А ты заезжай почаще… Паша должен был уезжать к себе домой. Он стоял возле двери и прощался с Лерой. «А ведь если бы ты была другой, я бы остался с тобой навсегда», – подумал он про себя и ушёл. Лера закрыла дверь на ключ, потом накинула цепочку и подошла к телефону. Она перерезала провод и упала перед ним на пол. «А ведь если бы я была другой, он бы остался со мной навсегда», – прошептала она и заплакала. Она плакала тихо, никто не мог её услышать. Лера ненавидела себя, всю свою жизнь. Она смотрела на свои руки. Слёзы капали на них и разбивались вдребезги. Лера крутила свои руки и долго о чём-то думала. Что-то происходило в её голове. Она успокоилась и подошла к ящику, который стоял у неё под столом. Она достала из него белую, совсем недавно купленную, верёвку и бросила взгляд на перекладину, которая тянулась от одной стены в её комнате к другой. Когда-то на неё была нанизана штора, которая разбивала комнату на две, но Лере это надоело, и она сняла её, а перекладина осталась. Потолки были высокими, поэтому чтобы дотянуться до перекладины, Лере пришлось принести с собой стул. На следующий день Паша снова стоял возле двери в квартиру Леры. Он звонил ей, чтобы сказать, что больше не уйдёт от неё никогда, но не дозвонился. Тогда он решил прийти и сказать ей всё это, глядя в глаза. Паша хотел видеть её взгляд, чувствовать её мысли. Он стучался в дверь, но никто не открывал… Лера была дома, но только кондиционер слегка колыхал её мёртвые русые волосы… *** «А теперь я всё же должна откланяться. Мой поезд через двадцать минут. Я должна успеть». Женя подчеркнула всё, что было ею написано, и задумалась. Как же назвать это письмо? Хотя письма обычно не называют, Женя видела в своём что-то похожее даже на рассказ. Она даже никогда не называла его письмом, она всегда называла его «это». Но для этого нужно было название, такое, чтобы все, наконец-то, поняли её. Поняли её… каким красивым эхом раздавались эти мысли в её голове. Что ж, пока названия не было, но оно был нужно. Женя положила ручку на стол и посмотрела на жёлтую бумажку, которая была приклеена к торшеру. «Москва – Санкт-Петербург, отходит в…». Оставалось двадцать минут. То, с чем Женя не смогла справиться при жизни, она хотела решить своей смертью. Вот они человеческая глупость, самонадеянность и чувство того, что все и вся о тебе думаю каждую секунду своей жизни. Существуют те, у кого жизнь действительно не сложилась. Люди, живущие и несущие в себе болезнь, которая убьёт их именно тогда, когда они найдут своё счастье; люди, родившиеся калеками… Вот это действительно беды, от которых можно бросаться под поезд, но они почему-то живут, не сдаются. Они улыбаются и помогают смеяться тем, кто им дорог. Они заставляют своих близких забыть о своих бедах и проблемах, вселяют в них надежду на лучшее. Вот эти люди действительно людьми и являются. А кто же тогда те, кто ругает себя за чью-то смерть, за чьё-то горе; винит себя во всём, что может встретить за свою жизнь? Нет, это тоже люди, у них тоже проблемы, но проблемы совсем другие. Они больны, но больны психически и морально. Так что же тогда страшнее: быть калекой физическим или умственным? Да, это ужасно, когда из-за того, что у тебя нет рук, ты не можешь сделать что-то такое, о чём мечтал всю свою жизнь, но ужасно и то, когда каждую ночь ты не можешь уснуть оттого, что слышишь голоса, чувствуешь, что кто-то стоит рядом с тобой, хотя никого не видишь. Это смешно, но человек уж такое существо, и ему свойственно создавать себе проблемы, а потом, выматываясь, их решать. Каждый из нас является частичкой истории. И даже если кажется, что с исчезновением вот этого ассенизатора ничего не измениться, это неправильно. Всё же нет на свете ненужностей, хотя так иногда кажется с первого взгляда. Каждый из нас хоть раз, а говорил себе: «Ну, зачем я здесь, кому я нужна?» Но всегда находились люди, которые нам дороги, и мы понимали, что нужно жить ради них. Парадокс, но если влезть в мысли к любому человеку, то почти ...
abc_file: ... каждый и живёт-то только для своих родных и близких. Даже Женина сестра, и та, когда повзрослела, поняла очень многое; хотя так и не прочла ни одного сестринского рассказа, она знала, почему та каждый раз предлагала ей это. Жизнь Жениной сестры так и не сложилась. Друзей у неё не было, с мужем всегда были проблемы, и общего языка они так и не нашли. Но она жила, а не бросалась под поезд, как сестра, у которой были друзья, но не было семьи. Так ведь если смотреть на всё, расставляя галочки напротив условий, то и у Жениной сестры тоже не было семьи. Но у неё было то, чего действительно никогда не было у Жени. Дети. Вот они всегда любили свою маму. Они свято верили её словам, слышали её взгляды и понимали мысли по жестам. Они никогда не предавали её, и если вдруг отец спрашивал их: «Где вы с мамой были?» – то сначала они смотрели в глаза своей матери, а потом отвечали. Если во взгляде они читали: «Мы гуляли – и всё», – то они отвечали, что гуляли, и всё, хотя на самом деле ещё заходили к тёте Инне, забегали в магазин канцтоваров или ещё куда-нибудь. Дети знали, что если папа спросит маму, где они были, то она тоже никогда не расскажет чего-то совсем ненужного, а та в свою очередь знала, что всегда может положиться на детей. Вот она дружба. Да, из детей нужно делать друзей, но никак не тех людей, которые, приходя из школы, будут убегать в свою комнату и там запираться. «Мы уже обедаем, выходи!» – «Обедайте без меня, я не буду пока!» – «Твой суп стынет, сам будешь потом его греть», – «Я потом, потом буду…». И вот, когда суп уже совсем остыл, ребёнок выходит из своей комнаты. На кухне уже давно нет никого. Все куда-то разошлись. Ребёнок в полном одиночестве ставит тарелку на плиту, ждёт, когда суп подогреется, садится и ест. Возможно, он включит радио, а, может, и нет. Ложка странно громыхает по тарелке, как будто это рёбра касаются позвоночника, потому что сердца нет. Что ж, ты сам не выходил, ведь тебя звали, но внутри наперекор всем правдам сидят слова: «А ведь не подождали…». И хотя он знает, что сам во всём виноват, в нём будет жить чувство противоречия. Противоречия, противоречия… Вот оно снова появилось, снова всплыло. Нет, нельзя жить без противоречия, без противоположностей. Двое: Женя и её сестра. Два противоречия, две противоположности. Они всегда были разными, и даже жизни, сложившиеся по-разному, по-разному и закончатся. Женина сестра умрёт от старости в возрасте восьмидесяти трёх лет, и у неё не будет выбора, а Женину жизнь размажет по рельсам поезд, но у неё всё ещё есть выбор. Осталось три минуты, и за это время можно остановиться, повернуть назад, вернуться в комнату и сжечь письмо. Но тогда всё пойдёт как всегда, как и вчера, и завтра, и послезавтра. Жизнь станет похожа на уравнение, по которому можно вычислить любой день своего существования. «Это не так!» – воскликнут многие, – «Жизнь – это случай, и никто не знает, что будет завтра!». О да! Если жить, как живёте вы, но если жить, как жила Женя, то есть уравнение, по которому я могу высчитать, что увижу за тем углом. Осталась одна минута, какие-то шестьдесят секунд. Женя стояла на краю перрона и смотрела в ту сторону, откуда должна была показаться электричка из Москвы в Санкт-Петербург. Снежинки не таяли на её лице, а она не смахивала их. Она была холодна как лёд. В голове появились слова, которые так подходили, чтобы стать заголовком к её письму: «Благодарю вас всех… Благодарю вас за свою жизнь. За то, что она стала именно такой, а не каким-то скучным повествованием. За то, что я могу мыслить, что могу оценить каждый день. Пусть даже есть то уравнение, по которому можно узнать, что будет через пять минут. На самом деле это уравнение есть у каждого, но просто-напросто не каждый им пользуется. Я пользовалась им слишком часто, поэтому я сейчас стою тут, а вы там. Благодарю вас всех за то, что когда-то я увидела красоту во льду на дороге, поняла, что красный цвет совсем не значит красоту. Спасибо каждому из вас, что я прожила эту жизнь от начала до конца, причём смогла выбрать конец себе сама, и мне не пришлось просто тупо подчиняться судьбе. Хотя на самом деле то, что я сделала выбор, и есть судьба…» Мимо прошёл человек, напевая какую-то очень знакомую песню. Сейчас, возможно вспомню… Ммммммммм…Таааааааммммм-таааа-тааааарррааааммммммм… Нет, не могу, а если с этого места… Нет, не могу. Знаю, что знакомый, очень знакомый мотив, но не помню слов. Кажется, вот в этом месте должна быть скрипка… да, да! Именно скрипка, а потом там еле слышно сквозь голоса поющих гитару. Какой-то очень простой аккорд, а после него переборка. Да, такие несложные звуки, а ведь как запомнила. А дальше вот точно должна быть только одна гитара. Мне почему-то это место всегда напоминает синий цвет. Вроде музыка совсем не таинственная, не холодная, даже весёлая местами, но почему-то именно синий. Вот в этом месте я всегда вижу комнату, даже точнее было бы сказать, стены, пол и потолок, а внутри пустота. Окон и дверей нет, не понимаю, как я там могла оказаться, но выйти я не могу оттуда. Сквозь стены в комнату сочится свет, тоже синий. Луч поднимается по стене всё выше и выше, и, оказалось, что под самым потолком на ней висят часы. О! кажется, уже прошли целых две минуты. Сто двадцать секунд, которые решают человеческие жизни. Человек, напевая всё ту же песенку, сел на своё место в электричке. Он открыл портфель и достал оттуда какую-ту «жёлтую» газету. Что ж, я не осуждаю его выбор, потому что это его взгляд на жизнь, пусть он читает то, что нравится ему, а не мне. Хотя я бы купила совсем другое. Электричка, не спеша, разгонялась; человек качнулся, поправил газету и увлёкся ритмичным звуком, который пронизывал всё вокруг.
Voice: 2abc_file конструктивная критика: мне понравилось) эмоционально) буду рад другим твоим произведениям пс: а печататься нигде не пробовала?
abc_file: Я уже два года учавствую в литературном конкурсе: "Дебют". Пока он мне не по зубам. Сейчас готовлю автобиографическую повесть. Может так чего-то добьюсь.
Voice: желаю успехов))) у меня пока было лишь одно покорение Олимпа) занял второе место в Государственном Конкурсе Санкт-Петербурга среди молодых писателей) предлагали печататься, но в то время я видел свой жизненный путь иначе(
abc_file: кстати, в конкурсе живописи в питере, посвящённом, по моему, 300-летию питера (сейчас точно не помню название) я была дипломантом. К сожалению, это моя единственная работа попавшая на конкурс. Я никогда не сдавала ничего в срок. Это моё тоже самое большое достижения. Остальные на местном уровне.
Voice: 2abc_file порадуешь нас еще своим творчеством?
abc_file: не знаю. какое будет настроение...
Voice: 2abc_file будем ждать с нетерпением)))
Нико: Сатурну не наливать....гггг
Voice: Нико пишет: Сатурну не наливать....гггг простите великодушно мне мою нескромность, но осмелюсь спросить: это ты к чему?))) нечто вроде объективной рецензии?)
Леся: abc_file , рассказы твои полны мыслями, что нужно дорожить каждым мгновением, собственно этим они мне и нравятся. Но вопрос: откуда такой настрой, где ищешь вдохновение?
Rexon: )
abc_file: Леся, отвечаю с большим опозданием. Эти рассказы старые, и теперь уже я не помню, откуда искала вдохновение. Просто тогда я была одинокой девицей, а теперь уже нет.
Леся: abc_file, рада за тебя!!! Как тебе моё творчество (только правду)?
abc_file: Леся, В городе этом я больше не сплю, На ночь - эти стихотворения я выделю, они мне понравились, они особенные. Остальные - обычные, такие пишет мой друг, моя сестра, и примерно треть моих знакомых. Но то, что у тебя уж точно есть пара стихотворений, которые улучшают настроение, потому что красивые и их хочется читать - это очень хорошо. Это значит, что просто нужно работать дальше, отрабатывая слог. Главная ошибка остальных твоих стихов - счет ударных слогов, даже рифма не так важна, как ударение.
Леся: abc_file, ясно. Буду работать...
полная версия страницы